АЛЕКСАНДР КАМИНСКИЙ

Александр Каминский

АЛЕКСАНДР КАМИНСКИЙ

 

Депутат Государственной Думы,  член комитета ГД по энергетике

 

Я не знаю, насколько это подвиг. Это обыденность. Никогда не задумывался во время работы о мужестве

 

— Александр Викторович, расскажите о детских годах, о родителях, о месте, где родились и пошли в школу.

— Я родился в поселке Лиховской Ростовской области. Поселок не большой – 15 тысяч человек, мама до сих пор там живет, а вот отца десять лет как нет уже.

Детство было, конечно, счастливое. И в школу я ходить  любил. Маленьким, помню, мне очень нравилось выписывать буквы. Урок назывался «чистописание». Мне кажется, у меня это очень получалось: писать чернилами, с нажимом определенным. Потом уже очень любил писать сочинения. У нас учительница была – Валентина Максимовна Демьяненко. Когда мы учились, она замуж вышла и фамилию поменяла – Сукач стала по мужу. Так вот, у нее нельзя было что-то не знать. Очень строгая была, но ее все уважали и немного побаивались. Но она так преподавала, что я сегодня внукам могу подсказать, поделиться знаниями. Не было предмета такого, который бы совсем не давался или я не любил. У маленького удивление вызывала физика – как самолет такой большой и в небо поднимается. Про звезды ничего не знал вначале. Но я вечером, на ночь читал, и мне этого хватало. Утром вставал, а в голове все осталось. Так что учеба давалась легко: в олимпиадах участвовал, стихи читал. Мать за десять лет в школу ни разу не вызывали. Так что все эти мои школьные годы она ходила со спокойной душой, не нужно было за меня волноваться.

— В школьные годы чем увлекались? Какие предметы больше всего нравились, а какие нет? А секции какие-то спортивные были?

— Все, что с подвижностью было связано, я очень любил. После школы всегда бежали с ребятами на улицу. Летом – в мяч, зимой – в хоккей с клюшкой. Были у нас и всесезонные секции – баскетбольная, волейбольная. Легкая атлетика – это вообще мое было, я и сейчас ее очень люблю. Начальная военная подготовка еще очень нравилась.

— Александр Викторович, мы знаем, что с 1975 по 1977 год вы служили в Советской Армии. Расскажите об этих годах, как призывались, о сложностях и радостях армейской жизни, о друзьях.

— Вы знаете, школьником я хотел поступить в военное училище. Когда был младше, хотел стать футболистом, а еще младше – клоуном. Не знаю, конечно, какой бы из меня клоун получился, веселый или унылый, выяснить не получилось. Но я очень любил дисциплину и по сегодняшний день люблю. А где дисциплина, как не в армии, поэтому решил идти в танковое военное училище. В военкомате успешно прошел медицинскую комиссию. Я даже вызов получил – мог ехать подавать документы. Но юношеская влюбленность, она никого в эти годы не минует, помешала мне поехать и стать танкистом. Сдавать экзамены я пошел в Новочеркасский политех. Не готовился совсем, получил «неуд» по физике, и с чистой совестью отправился служить два года в армию.

И о службе остались самые теплые воспоминания. Мой призыв 75-77 прошел в Волгограде в учебном полку. Так получилось, что я служил с одним из своих одноклассников. Случайно увиделись в областном призывном пункте в Батайске, оба не знали, куда попадем, а оказались в одном полку. Мы и в школе вместе близко общались, и два года службы. Долго после этих лет армейских не виделись, а потом случай нас опять вместе свел. И такое колоссальное удовольствие от общения получили, нам уже по шестьдесят, а все так же живо в воспоминаниях. Еще с двумя своими сослуживцами до сих пор общаюсь. Вот с одним из них, он мой кум, на Дне шахтера виделись. У него тоже жизнь с углем связана, больше, правда, не с добычей, а с обогащением. Есть что хорошее вспомнить, вот только похождений особых не было, все-таки учебная часть, учебный полк – это серьезная дисциплина.

— Александр Викторович, как Вы считаете, армейская служба обязательна для современного молодого человека?

— Служба в жизни лишней не будет. В мои годы не служить стыдно было. Потом в стране кризис был, и в какой-то момент служить стало не престижно. Но я считал и считаю, что молодой человек обязательно должен в армию идти. Это школа жизни. Я эти два года отслужил и нисколько об этом не жалею.

— Александр Викторович, шахтер-проходчик – это одна из самых тяжелых и опасных работ. Под землей, при искусственном освещении, на мой женский взгляд, просто спуститься в шахту уже подвиг. А каково работать в таких условиях?

— Я не знаю, насколько это подвиг. Это обыденность. Никогда не задумывался во время работы о мужестве. А насколько тяжело? Со всем свыкаешься в жизни. А что, водитель – это легко? Учитель – это легко? А военный? Что вообще легко в жизни? Все, что легко, не дает никакого удовольствия, смысла. А если вкладываешь свою душу, силы, желание, возможности, тогда что-то и получается, и нравиться начинает. Вот я никогда не пожалел о выбранной профессии. Будучи еще студентами, нас возили из шахты в шахту на экскурсии. И из всех я, наверное, один из последних закончил свою деятельность в шахте, в связи с избранием в депутаты. А нас на факультете было почти сто человек.

— Бригадир — это, наверное, огромная ответственность за жизнь людей. Как Вы с такой ответственностью справлялись?

— У нас основополагающей всегда была дисциплина. Где-то что-то можно было не сделать, но в шахте ты обязан соблюдать дисциплину и все правила техники безопасности, ведь они написаны кровью и жизнью. Если ты что-то не сделал как положено, то ты можешь не просто лишиться пальца, а получить увечье или погибнуть. К сожалению, за все годы работы у меня в бригаде погибло два человека. В 2009 году был несчастный случай. Я в тот момент болел воспалением легких. Ночью раздается телефонный звонок, и я сразу понимаю, что какая-то беда случилась. Позвонил звеньевой и сообщил, что Саня Севастьянов ехал на самоходном вагоне и себя задавил. Нелепый несчастный случай за несколько минут до окончания его смены. Очень тяжело, когда в твоей бригаде такое случается, особенно когда ты едешь в семью и сообщаешь об этом близким. Это огромная беда для родственников, для коллег и знакомых. Поэтому для меня всегда важно было соблюдать правила. Когда мне довелось во главе коллектива стать, в 1988 году, я сразу сказал: «До того момента пока мы будем жить с понятием дисциплины, мы как коллектив будем жить и успешно работать». В Ростовской области было два угольных объединения, уже ни того ни другого давным-давно нет. А те люди, с кем я начинал, то есть костяк, они еще на плаву. Некоторые из них и по сей день работают в шахте. Их, правда, осталось уже четыре человека, но тем не менее. Вот что значит порядок и дисциплина.

— У шахтеров, наверное, своя субкультура, свой сленг, привычки, суеверия? Расскажите о них.

— Чтобы понимать, в шахте темно и ничего не видно. Шум, пыль. Большие тексты там не в моде, поэтому своих, особенно тех, кто ближе к тебе, ты понимаешь с  полуслова и они тебя также. Есть, конечно, какие-то свои жесты, свои особенные слова. А вот когда в темноте ты видишь изумленные или не понимающие глаза человека, тогда на помощь приходят слова не печатные. И эти не печатные слова доходят до человека более всего. А суеверия у каждого свои. Мы спускаемся в шахту, и каждый про себя что-то вспоминает. И точно так же выезжаем из шахты. Спускаясь, шум-гам стоит, а вот когда выезжаем, тишина полная. Вдруг появляется свет. Мы ждем, когда нас вытащит клетка, и тут уже звучит: «Ну-ка выдохнули», и все выдыхают. До какого-то момента сотовых телефонов не было, и вот когда мы выехали, искупались в бане – все бегом к телефону. И все звонят: «Мань, я выехал». Знаете, как это щиплет за душу? Вот крестик всегда со мной, и у основной массы также. Это личное и оно у каждого есть. И бережет, видимо, каждого.

— Александр Викторович, ведь очень сложные и опасные профессии всегда окутаны ореолом романтики, а в чем шахтерская романтика, на Ваш взгляд?

— Не скажу, чтобы прям романтика, но какой-то свой шарм был у людей. Знаете, пыль, газ и тому подобное, да так, что будто немножко глаза у людей подведены. Вот идешь по улице и видишь, что это твой коллега. Конечно, это не романтика, но какое-то отличие все-таки есть. Сегодня вот таких «своих» на улицах совсем мало стало. У нас в области осталось четыре шахты. Мне и по сей день удается каждый год в шахты спускаться. И спускаюсь я туда с удовольствием. Все эти запахи, атмосфера шахты – даже газку глотнуть, и тут уже все вспоминаешь сразу.

— Вот, наверно, это и есть Ваша шахтерская романтика.

 — Возможно, возможно.

 — На Вашей родине широко отмечались два праздника – День железнодорожника и День шахтера. А у вас уникальная, наверное, ситуация – Вы можете отмечать сразу оба праздника благодаря службе в железнодорожных войсках СССР и работе в шахте. Расскажите, как Вы отмечали профессиональные праздники?

— Вы знаете, я из той семьи… Отец всю свою жизнь до выхода на пенсию работал на дистанции сигнализации связи, а мать в вагонном депо. Поэтому для меня и по сегодняшний день это почти как семейный праздник. Ну а День шахтера, по видимости, будет со мной до последнего дня. В последнее воскресенье августа мы собираемся все вместе, вспоминаем наши будни, людей, созваниваемся с теми, кто не смог приехать. Я помню всех, с кем начинал в 1988 году, многих уже нет среди нас, но этих людей не только надо помнить, но и чтить.

Ведь в шахте, что называется, один за всех и все за одного. Был у меня коллега один – Иван Николаевич Павлов, глубоко верующий человек. Меня он всегда называл «уважаемый», а я его – «уважаемый Иван Николаевич». Звоню я ему год назад с Днем шахтера поздравить, а трубку жена взяла и отвечает, что так, мол, и так, Ваня перенес инсульт и никого не узнает, но трубку ему передала. Я взял трубку и говорю: «Иван Николаевич, поздравляю с Днем шахтера». А он мне: «Ой, уважаемый, это ты. А я узнал тебя». Вот представьте, Иван Николаевич после инсульта никого не узнавал, а меня вспомнил. Это память жива, вот он и узнал. По большей степени для меня это не праздник, а день общения и памяти.

— Александр Викторович, в годы перестройки, да и дальше, шахтеры в жизни страны ассоциировались с такой «бунтующей» средой. Без их представителей не обходилось, наверное, не одно протестное мероприятие. Как Вы к этому относитесь? Приходилось ли самому в этом участвовать?

— Я это не приветствовал и не приветствую сейчас. Но в те годы знаковые события происходили. Людям очень тяжело было жить. Например, в моем коллективе одиннадцать месяцев бригада не получала зарплату. Мы, чтобы содержать себя и свои семьи, нашли место в Хосте, ездили туда в шахты работать.

У нас очень сплоченный коллектив был, если надо было друг другу помочь, безо всякого на то сомнения, сразу помогали. Мы общались, делились нужным и не нужным. Я всегда ребятам говорил, пока у нас будет дисциплина, сплоченность, мы будем жить. Опять же, мне хотелось, чтобы семьи в моей бригаде не испытывали нужду. Вместо зарплаты нам тогда выдавали уголь, и приходилось ездить по области и обменивать его на какие-то вещи, еду. Со снабжением очень плохо обстояли дела. Нам бригадой приходилось складываться и самим покупать масло, солидол в шахту, ведь техника просто так не поедет. Вот и выживали как могли. Но тем людям, которые бастовали, им тоже большое спасибо. Тем самым они показали, что с ними тоже надо считаться, что они хотят благополучия для своих семей и ничего лишнего не просят.

— Как попали в депутатское кресло? В чем видите свою жизненную задачу как депутат?

— Как попал? Вообще никогда не думал политикой заниматься или чем-то иным помимо шахты. Даже в планах не было. В июне меня попросили подъехать в Министерство энергетики и промышленности Ростовской области и предложили попробовать себя в политике, отстаивать интересы коллег сегодняшних и тех, кто уже на пенсии. Это было, конечно, неожиданное предложение. Но тем не менее посоветовался с коллегами. Они и сказали: «Надо идти. У тебя получится». Мне толчок дал мой сильный коллектив. Вот кем бы я был без коллектива сейчас? Все мои успехи – это успехи моего коллектива. Семья очень поддержала. Вот благодаря им всем нашел в себе силы душевные и физические. Выступил на 16 площадках, все тексты выступлений писал себе сам. Многие люди тогда удивлялись, как это мужик с шахты говорит так жизненно, но я говорил о том, что думаю, и опирался на свой жизненный опыт. Вы знаете, я ведь до 2011 года в Москве ни разу не был, да и незачем было ездить. Но так сложилось, что меня избрали. Не знаю, каким депутатом у меня получается быть, о себе судить сложно, но одно хочу сказать – это огромная ответственность, она даже больше, чем в шахте. Там была ответственность за 60-80 человек, а здесь за людей в регионе. Когда ты встречаешься с жителями, ты вникаешь в их проблемы, понимаешь, что можешь реально что-то сделать, и стараешься им помочь.

— Александр Викторович, а не жалеете о своем выборе, что поменяли шахту на кабинет?

— Давайте я сейчас такими словами скажу: «На все воля божья». Я ничего не поменял – ни шахту на кабинет, ни кабинет на шахту. За меня голосовали люди, и могло получиться все иначе. До самого последнего момента никто не знал результатов. Но так сложилась жизнь, что меня люди избрали, а значит, я обязан для них делать не только какие-то выступления и заявления, но и настоящие дела. И с разными вопросами обращаются, в каких-то я сам стараюсь помочь, в каких-то совместно с местными органами власти пытаемся разобраться. Это и ветхое жилье, и вопросы здравоохранения, и экологические последствия ведения хозяйственной деятельности шахт. И большая, емкая социальная тематика, где сделать все невозможно, но тем не менее я стараюсь. Как не помочь и не поехать в тот или иной детский дом?

Как не поехать в реабилитационный центр «Добродея» для детей и подростков с ограниченными возможностями у нас в городе Шахты? Там детки особенные, детки с ДЦП. Вот оттуда, я хоть и мужчина, а без слез не выйдешь. Если кто-то считает, что в жизни все сделал и все удалось, вот туда надо поехать, чтобы понять и увидеть, и постараться помочь таким детям. Там душа, она не плачет, она там стонет. Как не поехать к ветеранам, которым в большинстве случаев не помощь нужна, а человеческое участие. А как не приехать в школу к детям на День знаний? Не знаю, ждут ли они там депутата или просто человека, но я ведь в первую очередь сам и отец и дедушка. А как в День шахтера не приехать на ту или иную шахту, как не чествовать тех людей, которые в тяжелейших условиях работают для нас с вами. Так что как тут можно говорить о выборе? Это жизнь, это ответственность.

Беседовала Екатерина Горлова

напечатано в журнале «ОколоПолитики» № 4