Александр Коршунов: Театр должен поддерживать и лечить человеческие души

Александр Коршунов

Главный режиссер театра «Сфера», Заслуженный артист РСФСР, Народный артист Российской Федерации, Лауреат Премии Москвы в области литературы и искусства, Профессор ВТУ им. М.С. Щепкина

 

Театр должен поддерживать и лечить человеческие души. Театр должен быть Домом, куда люди приходят что-то для себя открыть, поговорить, подумать, порадоваться и получить отклик. Ради этого существует наша «Сфера».

 

— Александр Викторович, если бы Гиляровский писал «Москва и москвичи» в наше время, то история Вашей семьи, несомненно, вошла бы одной из глав в его книгу. Расскажите о самых ярких впечатлениях детства, юности, связанных с Вашими знаменитыми родственниками. С этим потрясающим кругом общения, который Вас окружал.

— Я не знаю, смогу ли я выделить и назвать какие-то определенные яркие эпизоды. Просто так сложилось, что я действительно вырос в театральной семье, где вся жизнь была посвящена, и до сих пор это так, театру и всему, что с ним связано. Вообще, то, что сложилась такая, можно назвать, династия, мне очень нравится. Потому что когда это складывается естественным путем, а не насильственно, в том смысле, что ты непременно должен стать артистом или артисткой, и действительно возникает увлечение, и в результате это передается из одного поколения в другое – это очень хорошо. Это то, что нас держит, это корни, это связи, это что-то внутреннее и существенное для каждого человека и для всех нас. И то, что сложилось, оно сложилось действительно естественным образом. Вы вот сказали: «Необыкновенная семья», – ну это не мне судить, хотя семья действительно замечательная, и я счастлив, что родился именно в такой семье, а не в какой-то другой. А началось все с бабушки и дедушки – Клавдии Николаевны Еланской и Ильи Яковлевича Судакова, я имею в виду театральное дело в нашей семье. Они оба для меня безумно любимые, и я, конечно, понимаю, что это исключительные личности. Бабушка была, во-первых удивительной красоты женщина, и даже рассказывали, что идешь с ней по улице, и прохожие оборачиваются. Но главное, она была не только очень красива внешне, а очень красива внутренне. Она была человеком удивительного благородства и доброты, обладала какой-то потрясающей светлой жизнеутверждающей силой, и это распространялось на всех окружающих. Она очень любила свою семью и жила не только театром и своей профессией, но и жизнью своей семьи.

— Александр Викторович, а как Вы бабушку называли, когда были маленьким?       

— Мы называли ее Клавдюша. Вообще все-все ее всегда называли Клавдюша. И дедушку называли Илюша. Как-то это все установилось само собой. И с мамой дальше было так же. Она наотрез отказалась от звания бабушки, и никто ее бабушкой у нас в семье не называл. Когда у меня родился первый ребенок, мой сын Степан, мы тогда жили в Бибирево с женой, и у нас не было телефона, я побежал в телефон-автомат, и первыми, кому я позвонил, были мама с папой. Я начал с того, что сказал: «Поздравляю тебя, бабушка!» И там была такая долгая пауза в телефоне, а потом мама тихо сказала: «Спасибо большое». И тут я понял, что бабушкой ее больше не стоит называть. Маму в семье все всегда звали Катюша. А Илюша и Клавдюша – это были мои дедушка и бабушка.

Боже мой, какой невероятной светлой энергией обладали эти люди! Рассказывают, что Немирович-Данченко, делая замечание другим актерам, говорил: «Ну что вы такие кислые и скучные, ну что вас надо раскачивать? Посмотрите на Еланскую, вот она вышла на сцену, и она вся светится просто потому, что она на нее вышла, что имеет возможность на нее выйти и репетировать». Как-то я видел кадры какого-то праздника или капустника МХТ того времени, и как раз Клавдюша с Илюшей вдвоем мелькнули ненадолго, они там так смеются, такой свет идет от их лиц. Из глаз каждого просто брызжет энергия, свет, радость. И какие молодые, какие красивые! И актриса Клавдия Николаевна была, конечно, совершенно потрясающая. Я видел ее на сцене, конечно, уже позже, видел ее в «Синей птице», видел в «Егоре Булычеве», видел в «Чти отца своего». Но самые великие ее роли, которые я слышал только по радио и позже кинофрагменты видел, – это Ольга в «Трех сестрах», Катюша Маслова в «Воскресении», Анна Каренина в «Анне Карениной». Это были величайшие роли. Тот же Немирович-Данченко говорил: «Ольга Еланской – это то, что можно назвать одним из совершеннейших образцов актерского искусства, которые я видел».

И.Я. Судаков и К.Н. Еланская, 1930-е годы. Фото из архива театра «Сфера»

А дед Илья Яковлевич Судаков – фигура, пожалуй, во многом трагическая. И до сих пор, наверное, должно не оцененная. Он был замечательным актером и выдающимся режиссером. Именно он был первым постановщиком «Дней Турбиных» в МХТ, той самой легендарной постановки пьесы Булгакова, которая шла в двадцатые годы прошлого века. Он поставил «Бронепоезд 14-69», да, по существу, и «Горячее сердце» (Станиславский провел здесь лишь несколько финальных репетиций). Но потом как-то незаметно все эти спектакли были историками театра приписаны Станиславскому. Замечательная есть глава в книге М.О. Кнебель «Вся жизнь», которая посвящена именно деду. Она очень хорошо там о нем пишет, и называет эту главу «Чернорабочий театра». Да, он неистово, безумно много трудился и не гнушался никакой работы, сам ставил спектакли, репетировал вводы, доделывал за других, помогал… И в то же время много как актер продолжал работать. У него была феноменальная память. Он мог за ночь выучить большую роль. И его просили: «Илья, надо спасать спектакль! Заболел такой-то. Давай, выручай!» И он брался и выручал. Когда я со студентами выпускал наш дипломный спектакль «Дни Турбиных», то много читал о том дедовском спектакле. Меня потрясло то, что он переиграл там чуть ли не все мужские роли в разное время. Он выручал то за одного, то за другого, то за третьего. Он долгое время работал во МХАТе, ставил спектакли, и это были легендарные постановки. Потом значительный период времени он был главным режиссером Малого театра. Когда я пришел работать в Малый театр, то слышал от стариков восторженные рассказы о его постановках, о «Варварах», об «Уриель Акосте». Он поработал и в Театре транспорта, и в Театре рабочей молодежи (нынешние театр Гоголя и «Ленком»), он преподавал. Потом Илья Яковлевич очень сильно заболел, пережил два инсульта, можно сказать, что он надорвался. Я его застал, когда дедушка был очень болен. Но у него была прекрасная память и ясная голова. Он написал книгу «Моя жизнь в труде и борьбе», где рассказал о своем детстве, о юности и всем творческом пути. Сам он из Пензенской области, из деревни Ростовка, из духовной семьи. Отец его был дьячком в церкви. Он и сам учился в духовной семинарии и там же увлекся театром. Начал участвовать в семинарской театральной самодеятельности, и одновременно он увлекся революционной деятельностью. Возглавлял молодежное отделение революционной организации в Пензе. Был арестован и осужден. Отбыл на каторге в Сибири несколько лет. И тогда удивительный, можно сказать, поступок совершил его отец, дедушка Яков. Он поехал к царю, просить, чтоб сына освободили пораньше, досрочно. И вот такой поразительный факт: он действительно добрался до царя! Это оказалось возможным. Он приехал в Петербург, в Царское село, дождался, когда Николай вышел из дворца со своей свитой, встал на колени на дорожке, держа свое прошение на вытянутых руках. Царь с ним поравнялся и сказал приближенным, чтобы взяли это прошение. Яков со склоненной головой, на коленях, так и стоял, пока царь не скрылся из виду. И его прошение было удовлетворено. Дедушка где-то года на полтора-два пораньше вернулся. Приехал в Москву и пошел прямо в школу Станиславского, его приняли, а потом туда поступила Клавдия Николаевна. Там они и познакомились, полюбили друг друга и поженились. У них родились две дочки: Ирина, старшая (Ирина Судакова), и мама – Екатерина, младшая. Тетя Ира тоже стала актрисой, потом и режиссером, а потом долгое время была великолепным педагогом, работала в ГИТИСе. У нее множество замечательных учеников, режиссеров и актеров. А мама с папой учились в Школе-студии МХАТ. Закончили в 51-м году. Было впечатление, что их непременно возьмут в МХАТ, потому что они одними из лучших выпускались, но не взяли.

Илья Судаков, Клавдия Еланская с Катей Еланской, 1938 год. Фото из архива театра «Сфера»

Папа начинал свой актерский путь в нынешнем театре Гоголя, тогда это был Театр транспорта, а мама сразу была принята в Малый театр. Папу туда тоже пригласили год спустя. И всю свою жизнь отец отдал Малому театру. Был там актером, порой и режиссером, потом директором, а затем и генеральным директором Малого театра. Мама очень хорошо начинала там как актриса, и все у нее складывалось хорошо.  Но она всегда была в творческих поисках. Ушла в театр Маяковского, там служила актрисой, и тоже с успехом. А потом подалась в режиссуру, поступила к Марии Осиповне Кнебель в аспирантуру. Закончила ее, и первые мамины постановки – это «Маленький принц» в театре Станиславского, «Вкус черешни» в «Современнике», «Месяц в деревне» в Ермоловском театре. Это были очень заметные, событийные спектакли, очень хорошие, очень интересные, которые теперь входят в золотой фонд этих театров. Но потом она «заболела» идеей создания совершенно другого театра. Театра, в котором актеры и зрители будут находиться в единой сфере человеческого общения, не будут разделены традиционной рампой сцены. Так родилась наша «Сфера»…

— Наверное, в детстве Вы часто бывали в театре или больше театр был у вас?

— Откровенно говоря, я впервые попал в театр на спектакль, когда уже учился в школе. И знаете, не такая была у нас семья, чтобы беспрерывно дома была масса театрального народа. Были, конечно, какие-то отдельные случаи. Я помню, как-то все студенты к папе пришли его поздравлять. Он всех пригласил тогда на свой день рождения. Мама иной раз репетировала дома с актерами. Конечно, заходили друзья – и актеры, и художники. У бабушки бывали ее подруги, актрисы – Ольга Николаевна Андровская и Анастасия Платоновна Зуева. Она с ними больше всего дружила. Мне все это было очень интересно. Просто изо дня в день все жили театром: репетициями, ролями, премьерами, проблемами и радостями.

— Ваш дедушка Илья Яковлевич Судаков пришел во 2-ю студию МХТ в 1916 году. История Вашей семьи более 100 лет связана с театром. Причем не просто связана, а играла в нем важнейшие роли. Как Вы справлялись и справляетесь с грузом ответственности? Ведь с Вас спрос был даже не вдвойне, наверное?

— Это, конечно, бывало непросто, но тут есть очень важный момент, о котором я уже сказал, что у нас как-то естественно все складывалось. Ни бабушка, ни дедушка, ни папа с мамой, никто на меня никогда не давил – в том плане, что я должен непременно продолжить актерскую династию. Я чувствовал, пожалуй, что папа хочет больше всех видеть меня актером. Одно время я очень рисованием увлекался. Но потом театр пересилил, и я пошёл поступать в театральное. И с моими детьми так же было. Мы с Олей, моей супругой, она у меня –

Ольга и Александр Коршуновы. Фото из личного архива А.Коршунова

художник, сценограф и автор костюмов всех моих спектаклей, мы тоже ни Степана, ни Клавдию не подталкивали в актеры. Очень важно, чтобы это получалось естественным путем. Конечно, когда поступаешь и учишься, потом работаешь в театре, естественно, думаешь, и это как-то давит, что ты сын, что ты внук, как на тебя смотрят. Но меня в большей степени, по молодости, волновал не столько момент жуткой ответственности, а чтобы никакого блата не было. Чтобы не смотрели так на это люди, что вот его взяли, потому что он сын, он родственник. Я очень благодарен многим актерам и друзьям, которые в разное время давали мне понять, что хорошо относятся лично ко мне, а не к моим знаменитым родственникам.

Начинал я в Новом драматическом театре. Он был образован из нашего выпуска 75-го года Школы-студии МХАТ. Я проработал там восемь лет. Потом ушел, сначала снимался в кино, а в 84-м году пришел в Малый театр. Михаил Иванович Царев меня взял, и я с той поры в Малом театре служу. И сейчас по совместительству продолжаю работать актером, и два моих спектакля режиссерских продолжают идти в репертуаре. Степан, закончив Щепкинское училище, тоже пришел в Малый театр. Его в числе семи или восьми выпускников Юрий Мефодьевич Соломин тогда рекомендовал. Их приняли, и он и сейчас служит в Малом театре актером. Когда Клавдия заканчивала Щепкинское училище, ее тоже брали в Малый театр, но она не пошла. Клавдия была страшно рада, когда ее Галина Борисовна Волчек пригласила к себе в театр «Современник» после показа. Она тогда объявила, что идет в «Современник», нарушая семейную традицию. Хотя она уже была занята немножко в репертуаре в Малом театре. Но, тем не менее, я ее понял. Конечно, непросто существовать под таким прессом – служить в театре, где работают дед, отец и старший брат. Ей хотелось быть свободной и самостоятельной.

— Александр Викторович, Вы очень известный актер, а то, что увлекались рисованием, не каждый знает. Фотографию одной из ваших работ разрешите напечатать в журнале?

деревня Ладыгино, 1992 год

— Да ради бога, что-нибудь можно переснять. Хотя я об этом немного рассказывал, что увлекался живописью. Иногда мне жаль, что я как-то это дело практически бросил. Нет времени и возможности к нему возвращаться. А когда что-то пробуешь иногда, чувствуешь, что «растренировался», и хуже, и не так идет. Очень редко сейчас рисую.

— Александр Викторович, а чем жила студенческая Москва 70-х? Где предпочитала бывать литературно-театральная молодежь?

— Знаете, я, наверное, не очень смогу порадовать Вас ответом на этот вопрос. Я никогда, как-то в силу своего семейно-домашнего воспитания и привычек, не любил ни ресторанов, ни кафе, ни больших компаний.

— Тогда, может, любили с друзьями выезжать на природу?

— Так, чтобы выезжать…  Это была другая история. После третьего курса, летом, возникла у нас с друзьями идея: давайте отправимся в путешествие по Руси, наметим маршрут, возьмем палатки. Поначалу у нас была большая команда жаждущих, потом то один не смог, то другой. В итоге остались мы вдвоем с Колей Попковым, моим сокурсником. Сейчас он работает в московском театре «Современник», в кино, преподает, очень хороший актер и режиссер. Несмотря на то, что нас таких «упертых» двое осталось, мы действительно отправились в путешествие. Взяли палатку, сели на Ярославском вокзале в электричку и поехали по Золотому кольцу. Где-то недели три или почти месяц путешествовали по Руси. Начали мы с Загорска, теперь это Сергиев Посад. Ах да, перед этим мы были в Абрамцево, в Мураново, а уже после Сергиев Посад, а потом дальше в Ростов Великий поехали, в Углич. Дальше из Углича в Рыбинск, потом был Ярославль, а из него уже вернулись домой. Мы где-то в палатке ночевали, где-то в Домах колхозников, где-то в гостинице, одним словом — в разных местах. Это было очень интересно! Я тогда вел дневник и записывал свои впечатления. Много красивых мест посетили, церквей, монастырей. С разными людьми встречались. Нам по-актерски было интересно пообщаться с разными людьми, запомнить какие-то характеры, привычки – так сказать, облик и мироощущение народа. Очень полезно и интересно было.

— Какая эпоха, какое время Вам ближе всего: 70-80-е годы, перестройка, современность?

— Вы знаете, каждое время по-своему прекрасно. Так или иначе, мы все ностальгируем по времени нашей молодости и юности. Но наше время сейчас тоже замечательное. Дети растут, внуки растут – они родились сейчас, и это их время. Конечно, есть много сложностей и в наше нынешнее время, ведь многое очень изменилось по сравнению с теми годами. Что-то, безусловно, изменилось в лучшую сторону, а что-то, наверное, нет. А что-то очень сильно обмануло в своих ожиданиях и надеждах. Тогда, в конце 80-х – начале 90-х, у всех было ощущение – вот только сейчас все начинается и все будет чисто, светло, по-новому и прекрасно. Но оказалось все гораздо сложнее. А вот грустишь и тоскуешь – ну, наверное, о том, что было в молодости в 60-70-е годы. Порой кажется, что время было добрее. Что больше было людской открытости, доверия, больше было ответственности у людей друг за друга и перед своим делом, перед обществом, перед страной. А еще ощущение, что время было душевнее, теплее, хотя оно было и труднее, и многое было нельзя. Такой вот это ностальгический момент.

— Александр Викторович, творчество Вашей семьи было очень плотно связано с Булгаковым. А что говорили о самом писателе в Вашей семье? В «Театральном романе» Вы играете Максудова – самого Булгакова. Личные отношения Вашей семьи с писателем, может, их воспоминания, помогали Вам вжиться в роль?

— Конечно. Мама очень любила творчество Михаила Афанасьевича. К сожалению, с дедом мне не удалось об этом поговорить. Он умер в 69-м году, а я тогда сам еще мало чего понимал. Позже я бы с ним обязательно поговорил и расспросил бы об этой постановке и обо всем. А потом уже, конечно, больше приходилось об этом слышать от мамы, она рассказывала. Мама очень много ставила по Булгакову и безумно любила его. Одной из первых или даже первая она поставила «Театральный роман», который появился в самом начале существования Московского драматического театра «Сфера» в 83-м году. Меня она позвала в свою работу на такую роль, как Максудов. А первый спектакль мы вообще сыграли в Центральном Доме архитектора, тогда этого здания «Сферы» еще не было. Потом уже появилось это здание в саду «Эрмитаж», и спектакль перешел сюда, и шел более 30 лет. Мама замечательно написала инсценировку. Тогда в нем участвовала целая плеяда чудесных МХАТовских актеров, да и не только МХАТовских. Прекрасная была постановка. Спектакль пользовался очень большим успехом.

сцена из спектакля «Театральный роман»

А вообще, когда «Театральный роман» впервые был напечатан, отношение наших стариков к нему было очень разное. Мама рассказывала, что дед и Сергей Владимирович Образцов, который был нашим соседом по дому, очень критически отнеслись к этому произведению. Илюша стучал кулаком по столу и повторял: «Пасквиль! Пасквиль!» А маме роман сразу безумно понравился, и никакого пасквиля в нем она не увидела. Мама считала, что Фома Стриж, прототипом которого был дед, обладал именно такой колоссальной энергией, такой мощью, темпераментом и обаянием, которые были присущи деду. Он ей очень нравился. Она рассказывала много о прототипах всех тех персонажей, которые были точно ясны у Булгакова, об актерах и о руководителях Художественного театра. А потом она поставила, как только стали они печататься и выходить в свет в перестроечные годы, его «Багровый остров», «Блаженство», «Роковые яйца». Да и я тоже обратился к творчеству Булгакова. Мы со студентами ставили «Дни Турбиных». Я очень любил и люблю эту пьесу: такая музыка, такое чудо! И я очень рад, что ребята в это дело втянулись, спектакль до сих пор идет, хотя это был выпуск Щепкинского училища 2008 года. Силами ребят он до сих пор играется в «Булгаковском доме»! Когда выпускаются курсы, очень часто говорят: «Ах, какой хороший курс! Какие спектакли! Как не хотелось бы расставаться. Давайте этот спектакль продолжим играть». Но очень редко это удается. Люди разлетаются по разным театрам, кто-то снимается. Все зависит именно от коллектива, от ребят, насколько они преданы этому делу, найдут ли силы и время продолжать. У нас поначалу получилось так, что мы с этим спектаклем участвовали в фестивале «Твой шанс» и получили вторую премию, а в качестве приза нам предложили следующий сезон играть спектакль в Театральном центре «На Страстном». Мы с удовольствием согласились. Потом предложили еще год там играть, а потом возникла возможность продолжать играть спектакль в «Булгаковском доме». С какого-то момента у меня уже не было возможности в этом участвовать, я уже давно спектакль не видел, хотя и очень хочется, но время не позволяет. Так что ребята сейчас уже за ним сами и следят, и репетируют, и собираются, и играют.

— Александр Викторович, к актерам, игравшим Фому Стрижа, было ли какое-то особое отношение? Ведь они играли роль, прототипом которой был Ваш дед, Илья Яковлевич Судаков.

— Разные были актеры, но все с очень большим обаянием и энергией. Наверняка мама выбирала этих актеров с особым отношением, все-таки они играли ее отца. По существу, и Максудов там с Фомой Стрижом очень много и тесно общаются. Конечно, было особое, теплое отношение, родственное.

— Если «Театральный роман» весь пронизан параллелями с реальными людьми, то что можете сказать о «Мастере и Маргарите»? Есть ли, на Ваш взгляд, точные прототипы или тут больше собирательные образы?

— Мне кажется, там очень личная история. История его любви, его жизни. Возможно, многие и угадывались, но я меньше знаю эту среду, чем в «Театральном романе». Там конкретные лица, которых я видел, о которых я слышал или читал.

— Александр Викторович, что больше нравилось, сниматься в кино или стоять на сцене? В чем различие? Где больше раскрывается актер?

— Вы знаете, конечно, актер раскрывается везде: и в театре, и в кино. Актерская судьба – это такая сложная штука, и так много зависит от случая и от людей, которые тебя увидят, заметят, откроют. Увидят в тебе что-то, что другие не разглядели. Ведь актерская профессия очень зависимая. Актеры сами себя на роль не назначают, их зовут и предлагают – в кино утверждают или нет, в театре назначают или нет. Поэтому очень сложно сказать, где повезет. Может, актер какую-то свою самую заветную роль сыграет в кино, а может, в театре. С одной стороны, это абсолютно одно искусство, актерская основа одна и та же. «Это жизнь человеческого духа», – говорил Станиславский. Но в то же время и очень разная, потому что в кино партнер – камера.

кадр со съемок фильма «Не могу сказать «прощай»

Через камеру идет общение со зрителем, со всем человечеством. А в театре зритель здесь и сейчас. Вот почему мама, скажем, не любила кино, хотя и хорошие фильмы смотрела, и папины замечательные работы в кино, и мои роли видела. Но в чем-то она кино очень сильно обвиняла, считала, что кино калечит людей, приучает к зрительскому потребительству. Она любила именно театр, потому что, действительно, только театр может дать то самое живое общение, ради которого она и создавала «Сферу». Место, где «здесь и сейчас», рядом, «глаза в глаза», где слышно человеческое дыхание, где именно здесь и сейчас должен рождаться диалог, разговор по душам.

— Компоновка амфитеатра, с одной стороны – это возврат к самым истокам. С другой стороны – для современности это своеобразный прорыв. Я помню, как однажды на мой день рождения, муж попросил меня встать в центр сцены древнегреческого амфитеатра. Вначале мне показалось это смешным, но когда я встала, повернулась к трибунам, что-то такое проскочило внутри. А Вы помните свой первый выход на сцену «Сферы»?

— Сейчас уже самый первый выход на сцену и не вспомню, а вот первые спектакли, которые я играл в «Сфере», – «Театральный роман» и «Маленький принц». Вообще, работа с мамой над спектаклем «Маленький принц» очень многое во мне перевернула. Ни с одним режиссером такого глубокого разговора о жизни у меня не было до этого, да, пожалуй, не было и потом.

Екатерина Еланская и Александр Коршунов. Фото из архива театра «Сфера»

— Наверное, с мамой было тяжело работать?

— В чем-то тяжело, она была очень требовательный человек. Но, безусловно, она безумно много мне дала. Я после той работы решил уходить из Нового театра. Мне казалось, что надо что-то серьезно поменять в своей жизни, надо как-то развиваться. В то время ушел поначалу просто в никуда. Но ни «Маленький принц», ни «Театральный роман» изначально не создавались в нынешней «Сфере». В 1981 году театр «Сфера» был открыт как новый родившийся театр, но база была во Дворце культуры «Каучук». Это был любопытный Дом культуры, построенный в стиле того раннего советского времени, с небольшой сценой и сравнительно небольшим залом. Там мы и играли первые спектакли «Маленького принца». А «Театральный роман» впервые мы сыграли в Центральном Доме архитектора. И там, и там были ходы по залу, мы пытались создать сферическое пространство, схожую атмосферу, но в архитектурно-портальном пространстве. А потом, здесь, в нашей «Сфере» мы уже получили, наконец, то пространство, к которому стремились. Да, конечно, первый момент выхода на такую сцену, когда зритель со всех сторон, вызывает некоторую панику. Вот и сейчас, когда мои студенты, привлеченные к участию в спектаклях, начинают поначалу вертеться чуть ли не на каждом слове ко всем секторам, я говорю: «Успокойтесь. В жизни при общении мы тоже по-разному оказываемся к кому-то спиной, а к кому-то лицом, потом разворачиваемся. Учитывать надо всех, но надо как-то в этом естественно почувствовать себя». Да, для этого нужно какое-то время и некая перестройка, но теперь я все чаще себя ловлю на ощущении, что, попадая в традиционный портальный театр, мне не хватает моей «Сферы». Мама часто об этом говорила: «Я хожу, смотрю спектакли в других театрах, но я так быстро устаю. Почему они так далеко от меня, а я здесь? Ведь им надо до меня докричаться, а мне их рассмотреть, услышать. Я хочу обратно домой, назад в «Сферу», у нас все вместе». Сейчас я очень ее стал понимать. Мне тоже не хватает моей «Сферы» и хочется сюда, обратно домой.

спектакль «Маленький принц». Человек — з.а. России Александр Алексеев, Летчик — н.а. России Александр Коршунов

— Сегодня театр «Сфера» – это продолжение традиций Екатерины Ильиничны?

— Конечно. Я очень надеюсь. Это было изначально главной целью, чтобы дело продолжалось. Когда мама ушла из жизни, то было страшно, ведь театр – это государственное учреждение. А что решат? А как оно будет дальше? Может, придет какой-то, пусть одаренный и талантливый руководитель, но с совершенно другим мировосприятием. Человек, который все это порушит и будет строить другой театр, в другом направлении, другой природы и с другими потребностями, а изначальная идея может кануть в Лету. Поэтому главная задача была, чтобы сохранились и продолжились традиции и то, ради чего этот театр создавался. Но я тоже прекрасно понимал, что театр – это ни в коем случае не мертвое пространство. «Сфера» должна дышать и развиваться. На каждый спектакль ищется новое пространство существования, которое диктует автор, диктует само действие. И в смысле режиссуры я тоже понимаю, что одному не справиться и нужна помощь. Хочется, чтобы в «Сферу» приходили режиссеры, близкие по духу люди. Во-первых, близкие душевно, потому что никогда ни мама, ни я не любили «чернухи». Мы никогда не хотели ставить то, что человека калечит или отнимает у него силы жить. Наоборот, театр должен поддерживать и лечить человеческие души. Театр должен быть Домом, куда люди приходят что-то для себя открыть, поговорить, подумать, порадоваться и получить отклик. Ради этого существует наша «Сфера». Для этого обязательно нужна хорошая литература. Это один из основных постулатов, незыблемых для нас, – общение может возникать только на подлинной и хорошей литературе. А главное, это должен быть обязательно «свет в конце тоннеля», театр должен возвышать, а не калечить.

коллектив театра «Сфера»

— В одном из интервью Вы говорили, что отец учил Вас: «Лучше каша и макароны, чем хорошо оплаченный позор». Жизнь меняется, сейчас коммерческая выгода у многих, в том числе и у театров, превалирует. Приходилось ли отступать от этого принципа?

— Я надеюсь, что не приходилось. Такого жесткого выбора, слава богу, жизнь не предлагала. Безусловно, будучи одним из руководителей театра, надо непременно понимать, что театр должен жить. К сожалению, дотации на театры не увеличиваются, от театров требуют, чтобы они сами себя окупали и сами как-то выходили из положения. Так что невольно приходится об этом думать, и ничего тут не поделаешь, но ни в коем случае нельзя отступаться от своих этических и эстетических принципов. Ведь, в конце концов, ты понимаешь, что ты интересен зрителю именно своей особенностью, именно своей бескомпромиссностью, своим лицом. Мне кажется, что те актеры, режиссеры и театры, которые хотят угодить, они очень быстро выдыхаются, перестают быть интересными, становятся похожи на всех и теряют собственное лицо. Тогда вдруг после недолгого первого и быстрого успеха наступает момент проигрыша и пустоты. А выживают и завоевывают своего зрителя, уважение и настоящий интерес именно те, кто имеет собственное лицо и собственный голос.

— У вашего театра, наверное, свой уникальный зритель? Ведь и сама «Сфера» уникальна. А много ли нового зрителя приходит и есть ли тот, которого Вы знаете уже в лицо?

— Есть и те и другие. Очень важно, чтобы был круг своих преданных зрителей, который не иссякает с годами, а наоборот, увеличивается. Многие наши зрители, те, что приходят годами, уже приводят своих детей и друзей, близких и знакомых. И действительно, есть лица, которые мы узнаем, которые из года в год очень преданы нашему театру. Очень важно, что эта связь существует и крепнет. И очень хочется, чтобы приходили новые люди, которые будут познавать «Сферу» и полюбят ее.

н.а. России Александр Коршунов на премьере спектакля «Обыкновенная история»

— Александр Викторович, расскажите о творческих планах. Чем порадуете зрителя?

Немножко рановато открывать то, чего еще совсем никто не знает, а вдруг сорвется или поменяется что-то. Но вот последние премьеры я с удовольствием назову. Кто-то их уже видел, кто-то еще нет. Вышла моя постановка «Дядюшкин сон» по Достоевскому. Ведь когда-то «Сфера» начиналась с Федора Достоевского. Одним из первых на сцене «Сферы» был замечательный спектакль «Бедные люди», который поставила мама. В нем играли Лев Круглый и Генриетта Егорова – два изумительных актера. Потом как-то Достоевского практически не было в «Сфере», и очень хорошо, что он вернулся в таком качестве, как «Дядюшкин сон». Премьера у нас состоялась перед новым годом, и сейчас спектакль идет с успехом. На малой сцене у нас состоялась премьера спектакля «Академия смеха» по пьесе Коки Митани в постановке Владимира Даная. Этот режиссер у нас уже ставил, его постановка «Безотцовщина» Антона Павловича Чехова не один год шла на Камерной сцене нашего театра. И вот он выпустил сейчас новую премьеру, очень интересный спектакль, в котором много и смешного, и серьезного, и злободневного. И, наконец, уже совсем «свежая» наша премьера – «Гиперболоид инженера Гарина» в постановке Глеба Черепанова на большой сцене театра «Сфера». Могу сразу сказать, что в приглашении режиссеров за эти годы, на мой взгляд, мы ни разу не ошиблись. Все премьеры были по-своему интересны. Все режиссеры самостоятельные, талантливые, с собственным почерком. Они все полюбили и восприняли нашу «Сферу» и наше сферическое мироощущение. А Глеб Черепанов сам обратился в наш театр с предложением своих задумок. Были разные названы авторы и варианты постановки, но мы остановились на «Гиперболоиде инженера Гарина» Алексея Толстого. И я нисколько в этом не разочаровался, потому что сценическое произведение получилось очень интересное. Оно изначально вызывает интерес и вопрос у зрителя – как это поставили в театре? На мой взгляд, спектакль очень яркий, самостоятельный, с хорошими актерскими работами. Сейчас непосредственно я, прежде всего, озабочен будущим нашим большим событием. Этот год для театра «Сферы» не только Год театра, но для нас это еще и год 90-летия со дня рождения Екатерины Ильиничны Еланской – создателя нашего театра, его основателя, его вечной души. 13 сентября – день рождения мамы, и всегда в этот день, в день рождения Катюши, мы так или иначе отмечаем это событие, всегда идут ее спектакли. Этой осенью мы готовим спектакль-концерт, посвященный именно ее юбилею. Для нашего театра это событие дорогое и важное. Мы начали съемки документального фильма о маме, которые делает замечательный режиссер, документалист Игорь Калядин. Он заинтересовался нашей идеей и приступил к работе над фильмом, который мы хотим успеть выпустить к осени. Вот какие сейчас у нас в театре самые непосредственные дела. А, кроме того, обязательно до конца этого сезона я начну новую постановку с выпуском в декабре, но пока все-таки не буду ее называть.

— Александр Викторович, спасибо Вам за интереснейший рассказ от первого лица о Вашей замечательной семье и неповторимой атмосфере театра «Сфера». Екатерина Ильинична создала удивительный театр, где сцена, актер и зритель – это единое пространство, а Вы поддерживаете ее традиции. Наше издание искренне и от всей души желает Вам успешных и красивых постановок, аншлагов в зале и преданных зрителей.

— Спасибо вам большое! Мы всегда вас ждем в нашем театре! До встречи!

 

Беседовала Екатерина Горлова

фото предоставлены пресс-службой Московского драматического театра «Сфера»

напечатано в журнале «ОколоПолитики» № 3