Российский политический деятель, депутат Государственной Думы, первый заместитель председателя Комитета ГД по культуре
— Александр Михайлович, одна из задач нашего Журнала, показать политика «без галстука». Рассказать о его жизни вне стен служебного кабинета. Поэтому мой первый вопрос будет о детстве. Расскажите, какое было Ваше детство?
— У меня было бессовестно счастливое детство. Мне легко давалась учеба. Читать я научился в не полных четыре года и уже до школы пересчитал большую часть того, что в средних классах тогда было положено. Даже летние обязательные задания мне не были в тягость. С одной стороны, потому что уже все это читал, а с другой – потому что читать очень любил и до сих пор продолжаю любить. А что касается главного впечатления от детства – это все-таки не двор и не школа. Главным было ожидание выходных, праздников, каникул. И Вешенская… Тут мне действительно повезло за эту возможность в жизни. За потрясающий круг общения, который я получил, благодаря принадлежности к этой фамилии. Огромное количество интереснейших людей там окружало. Ну и сама Вешенская. Место, в которое влюбляется большинство приезжающих туда людей. Многие из них не раз потом еще возвращаются. А когда ты имеешь корни из этих мест и проводишь там лето! Это и купание в Дону практически круглосуточное, и рыбалка, и охота, и все это помноженное на то самое интереснейшее общение. Вот, безусловно, и есть самые яркие детские впечатления.
— Александр Михайлович, готовясь к интервью, я перечитала множество информации о Вас и Вашей семье. Понимаю, что Вас действительно окружали интереснейшие люди. И вот глядя на них, маленьким мальчишкой, кто Вам был наиболее интересен? Кем бы Вы хотели стать?
— Я увлекающаяся натура, поэтому у меня было несколько заходов. Это, наверное, и сейчас сохранилось. Интересные начинания, интересные проекты меня до сих пор увлекают. Это не авантюрность какая-то глупая, хотя этот элемент тоже есть. Но первая мечта у меня была стать, никогда не поверите — водителем мусоровоза. Я же родился в Москве. Самые мои детские годы здесь прошли. Родители мои работали тут по распределению. И мусорная машина производила на меня какое-то гипнотизирующие впечатление. Все эти манипуляторы, которые легко перемещали огромные баки. А человек, который с легкостью это делал, нажимая непонятные рычажки и кнопки, мне казался просто верхом технического совершенства. Поэтому первая осмысленная идея относительно моего будущего, заявленная, так сказать, это был мусоровоз. Причем мусоровоз у меня еще переплетался с другими техническими машинами. Я имею ввиду снегоуборщики, которые лапами гребли снег, выкидывая его в идущий следом самосвал. Это тоже меня совершенно завораживало. И управлять подобными чудесными механизмами мне казалось самым невероятным в жизни.
А потом, как и у большинства мальчишек, были авиация и космос. Ну и довольно рано пришло увлечение биологией. Это было, с одной стороны, подражание, потому что и папа, и дядя биологи. А с другой стороны, частое и продолжительное нахождение на природе. Там и пришли первые осмысленные знания, я имею в виду — по видам животных, по их повадкам. Все это приумножалось и, я довольно рано решил, что пойду по этим родительским стопам.
— А в начальной школе, будучи учеником, чем еще занимались? Какие игры были, хобби? Может спорт присутствовал?
— Да как все нормальные мальчишки. По улицам бегали и, мягко говоря, шалили. Правда, огребать мне приходилось больше всех. Спрос с «молодых ногтей» больше, потому что фамилия обязывала. Поэтому за любые коллективные шалости попадало мне и родителям. Но, тем не менее, школа – это был замечательный и удивительный период. А увлекаться…Спорт, я опять же перебрал большое количество видов. И плаванье, и борьба, и парашютный спорт. Тоже увлекаемость сказывалась. Но надо отдать должное, что достаточно быстро достигал определенных высот. Выше КМС нигде не поднимался. Просто, наверное, не было необходимости. Во-первых, хотелось попробовать разного, а во-вторых, дальше КМС это уже начинается история в какой-то степени процедурная. Безусловно, это рост и по уровню, но с другой стороны это обязательные участия в соревнованиях, все четко по графику, прохождение определенных рангов и степеней. Вот это меня никогда не прельщало.
— Как у любого ребенка было желание завести какое-нибудь животное? Птичку, рыбку, собаку, а может вообще что-то интересное?
— У нас животные всегда были. Нет, экзотов в те времена не было практически. Дома в городе дальше рыбок не уходили. Собственно у меня и сейчас эта ситуация выглядит так же. По одной причине — кроме рыб, все остальные требуют времени, каждодневной заботы. Для этого надо находиться дома постоянно. А вот в Вешенской всегда были собаки. Причем охотничьи, хорошие. В свое время и я держал самостоятельно, но тут уже двойная ответственность. Ее же надо не просто кормить, она должна работать. Просто сидеть, как у нас зачастую борзых для декорации держат, это издевательство над животными. А я именно из-за такой ответственности не могу этим заниматься в нынешнем графике. Но любовь к животным всегда есть, и желание их содержать огромное есть. Иной раз ретивое взыграет, но осаживаешь себя.
— А вот такой момент, у каждой девочки любимая кукла, а у мальчишки ножичек, рогатка или что еще, что всегда с собой. Может было что-то, чем особенно дорожили, чей-то подарок, без чего не обойтись?
— В ножички играли естественно все мальчики. Поэтому, в период увлечения какой-нибудь игрой, естественно это был либо ножик, либо бита, либо еще что-то удачливое. Ну а с точки зрения что-то, без чего не обойтись, наверное, нет. Благодаря опять тому, что как только приезжали в Вешенское и собирались на рыбалку, там было достаточное количество всего. Я мог выбрать из снаряжения все, что захочу. Вот эта возможность выбора и убивала, наверное, тягу к чему-то особому.
— Александр Михайлович, а есть ли какое-то самое теплое воспоминание, радость, момент, который заставляет сердце по-другому биться?
— Вот именно из детства?
— Не только из детства, из юношества, может из более поздних лет?
— Такой момент есть, просто он не детский. Как-то так получилось, наверное, по пальцам одной руки можно сосчитать количество раз, когда мы пели вместе с моим папой, хотя для этого были все возможности. У нас песенная семья. Все Шолоховы достаточно хорошо поют. С отцом это можно было сделать на два голоса, хорошо и красиво. Когда ты сам получаешь от этого удовольствие. Вот это самое теплое воспоминание. Которое, к сожалению, теперь уже никогда не повториться.
— Раз у нас зашел про близких родственников разговор, не могу не спросить про самого знаменитого Шолохова. Какой он был для Вас – Ваш дедушка? Ни как писатель, политик, историк, ни как дед – а как дедушка?
— Вы повторяете вопрос, который задает практически каждый. Причем, на первый взгляд, он представляется таким, ну если не оригинальным, то, по крайней мере, простым. Я себе позволю использовать с вами этот прием, когда человеку действительно хочется передать свои впечатления и от вопроса и от его понимания. Поэтому я отвечаю, извините, по-ростовски вопросом на вопрос. Вот Вы, Екатерина, расскажите быстро про своего дедушку?
— Вы даже не представляете, какой он у меня. Мой дедушка, Иван Иванович, был человек эмоций. Человек – фонтан. При этом жутко строгий и одновременно жутко добрый. Он мог одним словом заставить смеяться или плакать. Он любил меня безумно. Называл всегда Катюней. Вот именно – Катюня. Дед, конечно, мировой. Он войну прошел, контузию получил. Но он был сгустком любви, радости. Всегда хотелось к нему прийти. Дедушка, порой, выпить любил. И в эти моменты он еще добрей и лучше был. Я когда его вспоминаю, слезы наворачиваются. Он самый лучший дед был.
— …Ну что ж, за вычетом Катюни, остальное можете внести. На самом деле мы приблизительно вот так и рассказываем о деде. Он и строгий, он и добрый, как любой дед к внукам и внучкам. Он, наверное, даже более теплый, чем собственные родители. Как французы говорят: «первый ребенок это взрослая кукла, а первый внук это первый ребенок». Но при всем при этом мой дед никогда не лебезил и козу не делал. Это были абсолютно полноправные взаимоотношения, что особенно и ценно. И ты понимаешь, что к тебе относятся как к личности, не за щечку тебя потрепали, а ты что-то из себя представляешь. И опять же очень правильно, что люди, которые прошли серьезнейшие испытания — они особые люди. Они никогда себя вперед не выставляют. На самом деле, люди, когда действительно хлебнули в жизни, они о тягостях и горестях не рассказывают и более того, рассказы других воспринимают крайне болезненно. Вот и это абсолютно тот случай. Человек, который не просто войну прошел, а в двух смыслах ее не просто прошел. Не одну войну, а две войны перед глазами. Еще и весь этот промежуток, между нами, мягко говоря, не однозначный. И что ему пришлось при этом хлебнуть, мы только сейчас некоторые детали выясняем. А еще он эти войны проходит как художник. Он это все пропускал через себя.
Вот когда он отвечал, на чей то вопрос о том, как идет работа над «Они сражались за родину» то говорил: «…плохо идет, мелочевка заела». Но это он так для себя сформулировал. Для кого-то это покажется действительно мелочевка. А он имел ввиду то, что ему трудно подняться над частными судьбами, смертями, страданием отдельных людей. Ему нужно писать большое полотно, а он от них отвлечься не может. И такой еще тоже показатель. Ведь ранние рассказы, особенно «Тихий Дон» и «Поднятая Целина» — жестокие вещи. Он видел много, пережил много. И он сумел об этом рассказать. Один из мудрых людей сказал такую интересную фразу, я на тот момент даже не совсем ее понял. Собственно не мог тогда понять, с возрастом только начал понимать, что действительно это так. Когда в очередной раз тема плагиата зазвучала, и в качестве доводов начали в очередной раз говорить – «что вот возраст там» и так далее «он молодой». Он сказал потрясающую вещь, не пытаясь там проводить аналогий с Лермонтовым или что-нибудь столь же очевидное. Он сказал: «Только молодой человек это и мог написать». И когда его слова вызвали замешательство и недоумение, он пояснил: «Молодости свойственна жестокость». Опять же не в том смысле, что садизм, просто молодой обладает более устойчивой неровной системой, не расшатанной ничем еще. И он это может через себя пропустить, без слез для начала. А дед, конечно, явно был с очень пострадавшей нервной системой. Поэтому в последние годы он мог заплакать, не знаю, от хорошей музыки, вообще от какого-нибудь на первый взгляд совершенно бытового повода. Это приходит, с одной стороны, с опытом, а с другой стороны, эта молодая жестокость утрачивается. Поэтому человек, который столько прошел, пережил, пропустил через себя, у него естественно и свое отношение к жизни. Не его какое-то персональное, а всей этой категории людей. И если все это перекладывать на деда, то еще, конечно, совершенно удивительное ощущение.
Я много раз это повторял, хотя звучит немного пафосно, но я по-другому не могу сформулировать – понимание, что ты разговариваешь с мудрецом. Извините за пафос, но я с большим трудом могу загнуть один два пальца на руке, чтобы посчитать людей, с которыми я это ощущение испытывал. Равного же как с ним вообще никогда. Может еще не доводилось таких людей встречать. Но надо отметить, что с дедушкой рядом самые простые люди, необразованные, ничего не видевшие, они вдруг раскрывались и становились удивительно интересными собеседниками и рассказчиками. И, с другой стороны, такие серьезные мужи, в том числе те, которые вершили тогда судьбы, они рядом с ним пацанами становились. Это просто видимые изменения в людях. Это возможно только, если у человека что-то действительно такое за душой. С одной стороны, многие всегда удивлялись его Вешенской компании. Потому что там были и сельская интеллигенция, и руководители районов, и одновременно водитель или вообще неграмотный рыбак. И было постоянное общение, чуть ли не ежедневное. И в каждом из этих людей, что-то такое было. Хотя, я бы не сказал, что круг у него большой был. Ведь людей таких комфортных, с кем хочется находиться рядом, их и не может быть много.
— Александр Михайлович, а кто авторитет был в детстве? Дедушка или папа?
— Папа. Дедушка, когда в Вешках. Когда все вместе, там вообще не вызывало ни каких сомнений кто в доме хозяин, что называется. И это не потому что – глава, а опять же из-за понимания, что в любой ситуации можно спросить совет и именно этот человек тебе даст лучший ответ, и именно этот человек разберется в любой ситуации. Но папа есть папа. Помимо всего прочего папа всегда рядом. Да и слава богу, у меня был замечательный отец, которому было не то что не стыдно, а глупо не следовать.
— Получается Вы так по его стопам и пошли?
— Практически да. Я учился на биофаке, потом, так же как и он по линии охраны природы. Защищался уже по биологии, но в экологическом направлении. Вот единственное — он увлекся философией, а я пошел, как говорится, в культуру.
— У вас литературная семья. Читали много, читали с детства. Не ставлю к стенке, спрашивая про любимую книгу, выбрать что-то одно не возможно. Я хочу спросить про те произведения, которые надо обязательно прочитать каждому.
— Есть книги для любого возраста, практически, и есть книги, которые нужно прочесть когда-то. Это можно отнести может быть к юношескому чтению. Во-первых, если в определенном возрасте их не читал, то дальше ты уже много потерял. Во-вторых, это не зацепит так, как в юношестве. Я не буду много говорить о Пушкине или Лермонтове. Лермонтов — это просто вселенная, в которой можно на любой вопрос ответ найти. Знать только, где искать. А о Пушкине — вот возьмите, например, «Евгений Онегин» и вы обязательно найдете в нем объяснения, начиная от душевных страданий и заканчивая принципами экономики. Толстой конечно. На прошлой неделе я опять перечитал «Анну Каренину». И опять новым взглядом. Опять с пониманием того, что я пропустил что то. Подобные вещи совершенно необходимо перечитывать несколько раз за жизнь, потому что ты все равно будешь читать, во-первых, с разного жизненного опыта. Во-вторых, твое нынешнее настроение и состояние, оно все равно найдет отзвук на разных страницах. И вот сейчас, когда читал, сюжетная линия Левина стала для меня гораздо более интересна, чем остальные.
В разговоре о великих…я бы к этим великим причислил такие имена как, например, Лесков. Кто не читал внимательно Лескова, не читал Лескова, смеясь, останавливаясь на удивительных оборотах его речи, тот никогда в жизни не может сказать, что он понимает русский язык. Он как «скульптор», почему-то такой появляется образ, лепит из этих слов что-то совершенно новое и наделяет их другими смыслами. Это такое владение языком, которым на самом деле обладал раньше, простите меня за пафос – народ. Михаила Александровича очень часто попрекали в том, что у него жутко цветистым языком разговаривают казаки. А пошло это, между прочим, от Бунина, который не в плане критики, а констатируя, что у Шолохова «нет словечка в простоте». Он так характеризовал его стиль. Это не было критикой, отнюдь, наоборот даже признанием. С другой стороны, были критики, которые говорили, вот Шолохов напридумывал каких-то там вымышленных персонажей. Но они явно не выходили за пределы московского кабинета, потому что так разговаривали совсем недавно в той же самой Вешенской. К сожалению это уже совершенно потерянное и утраченное. Это то, что мы уже никогда в жизни не возродим. И приходится только горевать. Это то, чем абсолютно владел Лесков. Это действительно не слова в простоте. Показать каким огромным количеством каких-то присказок, прибауток, поговорок, просто напичкан человек. И благодаря этому, он не имея даже образования, не умея даже читать, ведет себя так же, как начитанный человек, который знает много стихов, который легко уже эти формы компилирует сам и из них уже что-то свое создает. Поэтому Лесков для меня удивительнейший совершенно писатель, причем в разных произведениях «Леди Макбет» и «Левша», может даже «Левша» больше, именно из-за этого невероятного языка. То к чему механистически многие пытаются прийти, а получается либо смешно, либо грустно. А Лесков это делает с такой легкостью — он знает и говорит на этом языке.
Для меня очень близкий писатель Тургенев, я имею в виду из русской классики, что, к сожалению, сейчас чаще всего проходится мимо, как что-то устаревшее и не интересное. Просто рой уже какой-то в голове. (Смеется.) Из стихов Есенин, конечно Есенин. То же за его русский язык и умение управлять словами. Это естественно. Он говорит, как дышит. Ни малейшего напряжения, ни малейшей фальшивой ноты.
— Александр Михайлович, у Вас большая семья. Есть ли в ней какие-то традиции? Может быть несколько? Что для Вас «семейная традиция»?
— Мне трудно сказать, что мы как королевская семья, в Вестминстерском аббатстве отмечаем какое-то событие.
— Вот у меня тоже огромная семья. Вместе с бабушкой у нее было десять братьев и сестер. У каждого по два ребенка. И вот тут заслуга бабушки, она всех вокруг себя собрала. Жили рядом. И на дни рождения, будь то бабушек или дедушек, отцов, матерей, внуков, мы собирались всей семьей. Садились, каждый готовил что-то свое, приносил свое традиционное блюдо. И всей семьей за столом песни пели, так душевно, на распев. Я еще совсем маленькая бегала, а все песни до сих пор прекрасно помню. И вот это была традиция. Каждый праздник мы собирались такой огромной кучей, в хорошем смысле этого слова.
— Ну, если это можно считать традицией — собраться вместе,- то подобная традиция была и у нас. Раньше всегда, по возможности, на дедов день рождения собирались, конечно. По возможности, потому что семья большая, и жили от Камчатки до Крыма. Сейчас эта дата -«Шолоховская весна». Это у нас максимальная возможность для сбора. Дни рождения, да, но опять же учитывая размеры семьи, это знаковые дни рождения, юбилейные. Сейчас как-то так получается, что в значительной степени уже я этим процессом руковожу. У нас большая диаспора здесь в Москве, вот время от времени здесь по вечерам и собираемся. Повидаемся, пообсуждаем что то. Но вот песни поем только в Вешенской.
— Ну а в Вешенской. У вас там Дон. Рыбалка, охота. Собирались же, это тоже традиция?
— Не просто собирались. Серьезнейшие приготовления были. Причем, это такой процесс, некоторые моменты, которого за полгода, а то и больше, должны были быть подготовлены. А когда дедушка, как говорится, был при силах, то редко ездили на один день. Обычно с ночевкой, а может быть и на неделю, да и больше даже.
— Вот тут у меня и есть возможность спросить. Ведь в таких поездках, долгих, интересных, всегда что-то случается. Курьезное, смешное. Расскажите, что вам запомнилось особенно?
— На самом деле таких случаев огромное количество. Помимо всего прочего дедушка был невероятно жизнелюбивым и жизнерадостным человеком. Он кислого выражения лица ни у кого не мог просто так терпеть. Он всегда мог каким-то образом эту ситуацию развернуть. Поэтому у нас любое застолье, причем рядовое обычное, а уж тем более эти выезды, обязательно сопровождались и подколками, и какими-то шутками, и спонтанно возникающими какими-то случаями. Но на самом деле, если о веселом… Охотники-рыболовы говорят, что день на охоте в зачет жизненного срока не идет, если там было скучно. А если о дедовых временах, единственной, если так можно сказать, порочной страстью была игра в карты, причем в подкидного дурака. Но играли просто виртуозно. Такие мастера были, это что то невероятное. Играли чаще всего на фанты, то есть какое-то наказание. Самое простое было пролезть под столом или под машиной и так далее. Есть даже фотографии, где, в том числе, и дедушка проигравший лезет. Правила для всех одинаковые. Традицией были поездки по осени. Ездили не каждый год, но почти. Эти поездки были самые продолжительные и самые запоминающиеся интересные. Ездили в Казахстан. Там места, в которых во время войны семья в эвакуации была. Северный Казахстан, Средний Урал, потрясающе красивые места, чем то очень похожие на Дон, с огромным количеством рыбы и дичи. Ездили туда надолго. Иногда по месяцу там находились, ну не все конечно, кто мог. А поездка, — тогда дорог особо не было, я имею в виду с твердым покрытием, по грейдерам, где то просто по проселочным дорогам, с переправой на пароме через Волгу. Это был трехдневный, а то и больше маршрут. По дороге вечера коротали, как могли, и в карты играли.
Вот как-то перед Уральском уже, на последней ночевке тоже не обошлось без игры в карты. Фантом было то, что нужно въехать в Уральск (мужчины играли) покрывшись платком по-женски. Я уже говорил, что компания была не самая очевидная и, объясняя ее состав, мы сами потом пришли к выводу, что дед потрясающе любил рассказчиков. В компании могли быть люди совершенно неожиданные, поэтому среди них был карлик один, он действительно был очень маленького роста. Там был водитель, ну это так просто случайно получилось, что у него была заячья губа. Ну и баба-Нюра. Всю жизнь практически у нас прожила, она была нам как член семьи. Это женщина, которая пережила голод. Ее деды спасли в тридцатые годы. У нее после голода развилась болезненная полнота, есть такая реакция. Она была очень полная, и она всю жизнь, пока жила у нас, была кулинаром невероятным. Никогда вкуснее ничего не ел. Звали ее Анна, по-нашему по-простому Нюра, а весила она при росте меньше 160, далеко за центнер весила. Человек-гора. И вот эта компания средь бела дня въезжает в Уральск. На открытой машине, на «газике». За рулем сидит шофер трегубый, на заднем сиденье сидит Нюра вот такая, а рядом с ней карлик. На переднем сиденье покрытый платком дедушка, который усы носил всю жизнь, а после трехдневной езды у него еще и щетина. В результате по Уральску, следом за ними бежали казашата и кричали «Цирк приехал, цирк приехал».
Но иногда и не самое смешное случалось. Весь правый берег Дона в 42 году был линией обороны. Фашистами были построены глубоко эшелонированные укрепления. Естественно складские всякие дела. Поэтому когда уже и немцев прогнали, и когда война закончилась, огромное количество оружия и снарядов осталось. Все это разыскивали и уничтожали. Помимо всего прочего немцы, отступая, минировали все за собой. Вот где то в конце 60-х, поехали на охоту, на полевую дичь. За куропатками поехали. Куропатки чаще всего любят возле оврагов с высокой травой. К одному такому и подъехали. Вылезли, и тут славу Богу у старших навыки были, наметанным глазом противотанковую мину увидели. Посмотрели кругом. Удивительно, каким образом вообще проехали через это поле. Перекрестившись, и задним ходом по своей колее, не дай Бог никуда в сторону, задом-задом.
— Александр Михайлович, как охотнику, коллекция оружия, наверное, огромная? Интересная?
— Интересная. Конечно, не огромная, но достаточная.
— Я знаю еще и такой нюанс, что с ружьем Вы больше не охотитесь. Вы увлекаетесь стрельбой из лука. Хочу спросить, почему блочный, а не традиционный? Что можете о нем рассказать, кому посоветовать? Почему все же лук, а не арбалет, к примеру?
— Да, уже давно с ружьем не охочусь. Это правда. А почему блочный, потому что для стрельбы из традиционного, нужно очень много заниматься. Этот проще. Посоветовать могу кому угодно, на любой возраст абсолютно и на любые физические данные. Потому что совершенно не обязательно стрелять из такого мощного оружия, как я это делаю. Можно буквально детские варианты подыскать, тем более что сейчас выпускается их не мыслимое количество. В возрасте пацанов, которые сейчас обладают этой возможностью, мы ходили, гнули палки, и из камышей стрелы делали. Из консервных банок гнули наконечники. Я не представляю, сколько счастья было бы у меня тогда, имея сегодняшнюю возможность.
На самом деле, почему лук, а не арбалет? У меня есть арбалет, я пробовал. Ни какой принципиальной разницы нет с огнестрельным оружием. Все то же самое. А в чем разница, кроме снаряда самого и некоторых зрительных впечатлений от того как летит стрела. А лук это целая философия. Потому что, как говорят люди, которые в этом преуспели, только 5% в стрельбе из лука это физика, а все остальное ментальное. Дело в том, что это медитация своего рода. Из лука хорошо стрелять я имею в виду, не один раз попал и ура, а все остальное просто куда-то улетело. А вот стабильно стрелять очень хорошо. Для этого нужно очень сильно сосредоточиться. Кроме точки попадания для тебя в этот момент не должно вообще ничего существовать. Медитация самая настоящая. После любого дня, после любых нервов, после чего угодно, берешь лук, становишься, два-три выстрела и от всего отвлекся абсолютно.
— Александр Михайлович, у нас в Журнале есть рубрика «Политическая кухня» и очень хотелось бы узнать профессиональный рецепт «от Шолохова». Какой-то способ приготовления дичи или уха какая-то особенная.
— Ну конечно, если уха в наших краях исторически, то стерляжья уха. На сегодня не самое достижимое удовольствие, поэтому не будем о ней. Я расскажу о самом простом рецепте, который, кстати, недавно даже с программой кулинарной сделали. Когда начиналась охота на полевую дичь, на перепела в частности, у нас с ним не охотничья, а кулинарная традиция была связана. Надо было настрелять перепелов и тут же в степи делать кулеш. Самый простой вариант кулеша — это просто пшено и сало, а здесь вместо сала были перепела. Тем более, такой вот осенне-предосенний перепел, он очень жирный. Получается очень наваристая история. И самые простые ингредиенты, которые в кулеше используют — лук, конечно, лаврушка, черный перец. В общем-то, большего и не надо, но очень сытно, очень вкусно.
— Но это конечно только на природе
— Без дымка кулеш это не настоящий кулеш. На счет кулеша еще одна интересная история вспомнилась. Поехали мы на рыбалку, с собой, естественно, было сало и крупа. Ну как без этого ехать нам с ночевкой? По тем временам у нас наловить рыбы была не проблема. Приехали, думаем сейчас начнем ловить, а к вечеру ушички сделаем. Посмотрели на это сало, а с собой собака была, и отдали сало собаке. А собака из дому была не голодна, в общем, она пошла и припрятала его. К вечеру «дубль пусто». Ночь, есть на воздухе очень хочется. Пошли, разыскали, обездолили собаку. Наварили кулешу, были очень довольны (смеется).
Александр Михайлович, огромное спасибо за такую великолепную беседу. За возможность окунуться в замечательный мир семьи Шолоховых. Надеюсь, что у нас получится продолжить наш разговор в следующих выпусках Журнала. Вы всегда будете желанным гостем на его страницах.
Беседовала Екатерина Горлова
фото предоставлено пресс-службой Государственного музея-заповедника М.А. Шолохова
материал опубликован в журнале «ОколоПолитики» № 1
